Как океан состоит из капель, так и наша республики состоит из сотен «точек на карте» — сел и деревень. В каждой такой «точке» живут люди. О том, чем живет сегодня крохотный поселок Конашъель, расположенный на границе Сосногорского и Троицко-Печорского районов, рассказала «Трибуне» 29-летняя Анжела ГАТАУЛИНА (на фото).
Это родина моя
Конашъель возник более 70 лет назад как поселок для ссыльных, которые занимались в районе лесозаготовками. Люди разных национальностей, попавшие сюда не по своей воле, пустили корни, создали семьи. Вельский лесопункт давал работу и достойную зарплату.
В поселке были пекарня, подсобное хозяйство (коровник, свинарник), больница, почта, пять магазинов, столовая, клуб, школа-десятилетка, детский сад, библиотека, котельная.
Анжела Гатаулина родилась и выросла в Конашъеле. Мама трудилась в лесопункте бухгалтером, отец — водителем.
— Поселок строился, нашей семье дали хороший брусчатый дом с центральным отоплением. Отец был охотник и рыбак, и мы ни в чем не знали нужды, — вспоминает она. — Но хорошие времена закончились. В 1996 году умер отец. А в 1997 году закрыли и ликвидировали лесопункт. Поселок стал приходить в упадок. Котельная закрылась, мы остались без отопления. Печка еле спасала. Закрылась и школа. Потом всех детей отправили в школу-интернат г. Сосногорска, где я провела 7 лет.
Сейчас поселок представляет собой жалкое зрелище: заброшенные, полуразобранные дома. В Конашъеле остались один частный магазин, ФАП да почта.
Семьи с детьми покинули поселок первыми именно потому, что ни школы, ни сада нет. Иные до сих пор числятся прописанными в поселке, но снимают жилье и работают в других местах.
Сегодня здесь едва ли наберется два десятка жителей-пенсионеров.
Безработные и «безлошадные»
В 2007 году Анжела закончила ухтинский техникум, а в Сосногорске нашла работу. Однако приходилось скитаться по съемным квартирам. В 2009 году у нее родился сын, денег на съем жилья хватать перестало — пришлось вернуться в Конашъель. Сынишку она воспитывает одна. Жизнь в крохотном поселке не мед, надо покупать дрова, постоянно топить печь. К счастью, работа все же была — с 2010-го по 2012 годы Анжела трудилась начальником отделения местной почтовой связи.
Однако сынишка был единственным ребенком на весь маленький поселок. Он рос в одиночестве — даже поиграть не с кем. Общался только с мамой и бабушкой. Анжела переживала за малыша, и в 2013 году, накопив немного денег, она снова отправилась в Сосногорск.
В сентябре 2013 года мальчик пошел в детский сад, но долго привыкал, часто плакал… Анжела устроилась в районную больницу. Зарплата небольшая, да и то часть уходит на съем жилья.
Часто ездить в родной поселок для нее тоже невозможно. Туда из Нижнего Одеса 70 км пути, и нет регулярного транспортного сообщения. «Безлошадные» конашъельцы не могут попасть домой либо выехать из поселка.
Вот и поговорили…
— Когда родился сын, я начала обращаться во все инстанции, потому что понимала — без жилья не смогу его вырастить, — рассказывает Анжела. — Звонила на всевозможные «прямые линии», спрашивала, что делать таким, как мы. Мне отвечали, что нет такого закона. В 2014 году написала письмо главе Коми Вячеславу Гайзеру. Ответил мне министр соцразвития Илья Семяшкин. Суть ответа примерно такая: если попала в трудную жизненную ситуацию, сдай ребенка в приют. После этого у меня отпало всякое желание обращаться к нашим властям. Ходила на прием в общественную приемную к председателю Совета района Н. Купецковой, та сказала: поищите себе высокооплачиваемую работу…
Найти «более высокооплачиваемую работу» для Анжелы Гатаулиной очень сложно. Ей не всякая работа подойдет. Но не из-за прихотей или капризов. Анжела — инвалид, у нее сколиоз. Можно было бы сделать в Москве сложную операцию, рассказала Анжела, но после нее придется долго лежать в гипсе. А как же сын?
Пытаясь решить вопрос с жильем, записалась на личный прием к руководителю районной администрации Д. Кирьякову, но ее приняла первый заместитель Е. Чура.
— Я ей объяснила, что я инвалид с детства, что умерший отец — ветеран боевых действий, мы состоим на учете… Мне ответили, что по закону для нас нет никаких вариантов. Дескать, снимайте на Нижнем Одесе, там дешевле. Правда, не сказали, как найти там работу.
В администрации Нижнего Одеса Анжеле пояснили, что она стоит на учете в качестве нуждающейся в улучшении жилищных условий под номером 96. Дождаться квартиры по закону — нереально…
Справедливости ради надо сказать, что жилье в Нижнем Одесе и ей, и матери все-таки предлагали — «угол» в неблагоустроенном общежитии.
— Мы эту комнату смотрели: там нельзя жить с ребенком! — рассказывает Анжела. — Соседи-бичи, туалет в коридоре общий. А то помещение, что предлагали матери, кажется, после пожара. Пришлось отказаться…
Ручей Ничей
Когда-то свое название Конашъель получил от протекающей тут речушки (ель по-коми – ручей).
Ну а Конаш, скорее всего — прозвище охотника, который тут вел промысел. Но нынче ручей, как и поселок — Ничей.
Но если в родном поселке жить нельзя, так, может, его пора признать неперспективным, а людей переселить?
— Я узнала, что решение признать поселок Конашъель закрывающимся может принять только правительство Коми. Администрация Нижнего Одеса уже рассматривала этот вопрос 18 сентября 2007 г., — говорит А. Гатаулина. — Я обращалась в администрацию МР «Сосногорск» с вопросом: отправлялись ли необходимые документы? И получила отрицательный ответ. С тех пор уже прошло 9 лет.
Сколько и чего еще ждать, Анжела не знает. Зато она твердо знает одно:
— В сентябре 2016 года мой сын должен идти в первый класс, но у меня уже сейчас нет никаких средств снимать жилье. В поселок я не могу вернуться посреди зимы, там нет дров, чтобы отапливать дом. Получается, если я не поведу ребенка в школу, органы опеки у меня его попросту заберут, так как я не исполняю своих родительских обязанностей. Я не хочу, чтобы так было: ничей поселок, ничья семья, ничей ребенок…
Людмила КУДРЯШОВА.
