Великая Ахматова, автор гулаговского «Реквиема», тепло отзывалась о стихах поэта и переводчицы Елены Ильзен-Грин. Свою легендарную поэму Анна Андреевна написала под впечатлением от семнадцати месяцев стояния в тюремных очередях, чтобы передать посылку томящемуся за решеткой сыну Льву Гумилеву. Елена Алексеевна свои поэтические строчки выстрадала, отбывая срок в воркутинском Речлаге.
В одном из своих стихотворений Ильзен написала про Воркуту, что она «страшная, как бред алкоголика». Между тем именно там Елена Алексеевна познакомилась со своим будущим мужем, американцем Жоржем Грином, и прибавила его фамилию к своей. И даже освободившись из лагеря, она еще несколько лет прожила в заполярном городе.

Речлаг (полное название — Речной лагерь) — лагерь для политзаключённых с центром в г. Воркуте Коми АССР. Организован 27 августа 1948 года на базе лагерных подразделений Воркутлага.
Фарс и трагедия старого большевика
Отец Елены Ильзен – Алексей Ашупп – родом из семьи рижских немцев, себя он считал профессиональным революционером. В первые годы XX века Алексей Иванович стал одним из организаторов в Риге марксистских кружков и подпольной типографии, за что угодил в местную тюрьму, а затем был переправлен в Петропавловскую крепость. Выйдя на свободу, он эмигрировал, с блеском окончил Цюрихский университет, подружился с Лениным и Луначарским.
Ильзен была одной из его партийных кличек, которую юный марксист взял в честь немецкого городка Ильзенбург, где, возможно, жили его предки. В годы Первой мировой войны Алексей Иванович оказался на фронте в качестве медбрата, и в санитарном поезде на пути в Россию он познакомился с медсестрой Еленой Моллесон, рафинированной красавицей, дочерью известного русского врача из российской ветви потомков шотландского рыцаря Моллесона, служившего королю Ричарду Львиное Сердце.
Марксистские убеждения не помешали Ильзену венчаться с Моллесон в церкви, а в 1919 году в Киеве у них родилась дочь, которую в честь матери назвали Еленой. Через восемь лет появилась на свет ее сестра Юлиана. Судьба подарила им обеим тяжелейшие испытания.
После революции Алексей Ильзен занимал пост заместителя председателя Госплана Украины. Его успешная карьера оборвалась в 1928 году, когда по стране прокатилась очередная партийная чистка. По воспоминаниям Юлианы Ильзен, друг Алексея Ивановича, такой же, как он, ветеран РСДРП(б), рассказал, что его не хотели оставлять в партии, поскольку стало известно, что он… целует руку жене. Участвовать в этом фарсе старый большевик не захотел, на комиссию не явился, а потому его сочли автоматически выбывшим из партии.
Тем не менее, его бывший киевский начальник Григорий Гринько, занявший кресло заместителя председателя Госплана СССР, перетянул Алексея Ивановича в Москву, где устроил его на должность старшего консультанта Наркомздрава. В чудовищном 1937 году арестовали их обоих и приговорили к расстрелу, сообщив родным, что они получили «десять лет без права переписки». Почти сразу арестовали и Елену Ивановну и как «члена семьи врага народа» отправили в лагеря.
Их дочери остались на свободе, сестер схватят через десять лет.
Кто кому изменил?
После ареста отца Елену Алексеевну исключили из медицинского института, она устроилась работать на комбинат «Трехгорная мануфактура», а вскоре каким-то чудом сумела поступить в Московский институт истории, философии и архитектуры. Но и там она проучилась недолго. Надо было зарабатывать деньги, ведь на ее руках осталась малолетняя сестра Юлиана, а 7 ноября 1941 года у Елены родилась дочь Наташа. Отцом ребенка был сын заместителя наркома труда РСФСР Алексей Радус-Зенькович, но их брак быстро распался. Родители Алексея не желали, чтобы он был мужем дочери «врага народа».
Сама Елена Алексеевна, дабы спасти себя и свою дочь от голода, уехала на Чукотку и устроилась в Анадыре учителем английского языка. Возможно, сестер бы и не тронули, но, когда срок «без права переписки» истек, Юлиана принялась бегать по инстанциям, желая выяснить судьбу своего отца, но в результате сама была арестована.
Елена Ильзен получила на Чукотке телеграмму: «Юлиана уехала к папе». Она все поняла, выехала в Москву хлопотать об освобождении сестры и тоже угодила в тюрьму. По печально знаменитой статье 58-10 УК РСФСР с безграмотной формулировкой «За попытку намерения измены Родины» ей, как и сестре, впаяли десять лет лагерей. Впоследствии она будет говорить с горькой усмешкой: «Ничего не имею против этого родительного падежа: измены Родины. Так ведь и есть – родина мне изменила!»
Юлиана Ильзен отбывала свой срок в Тайшете, Ухте и Мордовии, Елена – в Воркуте. Дочь Наталью определили в детдом.
Счастливая встреча в несчастливом месте
В августе 1948 года в Заполярье на базе подразделений Воркутлага создали особый лагерь для политзаключенных, получивший название Речной. Режим здесь был жестче, чем в обычной зоне: решетки на окнах, запоры на дверях бараков, охранники с автоматами и собаками, запрет на бесконвойный выход из зоны, номера на одежде. Занимались зэки в основном добычей угля и дорожным строительством.
Елена Ильзен попала в Речлаг при его зарождении. Двухлетняя учеба в мединституте, возможно, спасла ее жизнь. Вместо общих работ ей нашли место в лагерной больнице. Пригодилось и знание иностранных языков. В тюрьме и в лагере среди ее товарищей по несчастью оказывались не знавшие русского языка иностранцы-коммунисты, и Елена Алексеевна помогала им объясняться со следователями и конвоирами. И один из таких товарищей стал ее судьбой.
Жорж Грин родился в Америке. Ему было четырнадцать, когда родители-коммунисты приехали в страну победившего социализма, чтобы вместе с советским народом строить коммунизм. В СССР он сумел поступить и окончить институт связи, прекрасно освоил русский язык и влюбился в русскую литературу. Какое-то время Георгий Львович (а именно так его нарекли после получения советского гражданства) поработал в посольстве США переводчиком, пока его не обвинили в шпионаже и не приговорили к 25 годам лагерей.
В Воркуте первое время он работал в шахте и чуть было не погиб. Однажды у него, когда он находился в штреке в полном одиночестве, погас фонарь. И он по памяти, ориентируясь на знакомые выступы, в абсолютной темноте нашел выход, пройдя таким образом не менее полутора километров. Впоследствии ему удалось устроиться в той же шахте нормировщиком. Друзья вспоминали о нем как о человеке высокого интеллекта с широкой эрудицией.
Ильзен и Грин освободились досрочно после смерти Сталина, но покидать Воркуту не спешили. В столице им с судимостью делать было нечего, а в Заполярье неплохо платили. Работала Елена Алексеевна где придется, в частности, подавальщицей в ресторане, и заканчивала учебу, дабы иметь диплом, в Сыктывкарском пединституте. В Воркуту она привезла свою дочь, обнаружив, что после детдомовской жизни Наташа не умеет ни читать, ни писать.
С Грином она встретилась в купленном неким казаком, бывшим лагерником, домике, ставшем центром культурной жизни освободившихся зэков. Их познакомила Елизавета Маевская-Людвигова, в прошлой жизни актриса МХАТ, теперь такая же недавняя узница.
После полной реабилитации в 1956 году Елена и Жорж, уже будучи супругами, вернулись в Москву, где Ильзен-Грин приняли на работу в медицинское издательство. Кроме того, она служила переводчицей во Всемирной организации здравоохранения.
Игорь БОБРАКОВ.
P.S. ______________________________________________________—
Отповедь палачу. Квартира Гринов стала центром встреч инакомыслящих

Елена Ильзен-Грин.
Суровые испытания Елену Алексеевну ничуть не сломили. Вернувшись в Москву, она окунулась в общественную жизнь. Как некогда воркутинский дом отсидевшего срок казака, московская квартира, где она проживала с мужем, притягивала к себе творческую интеллигенцию. У нее в гостях побывали те, кого прозвали «диссидентами» – Александр Гинзбург, Владимир Буковский, Жорес и Рой Медведевы. Им пел под гитару свои запрещенные песни Александр Галич. Она сама активно переписывалась с Варламом Шаламовым и Анной Ахматовой, встречалась с ней, когда та приезжала в Москву.
Душевные раны, нанесенные тоталитарным режимом, Ильзен-Грин лечила стихами, которые расходились по стране с помощью самиздата, публиковались за границей. Они были жесткими, лишенными какой-либо романтики, но иначе и быть не могло. Их героями становились вохровец, успокаивающий себя тем, что всякий труд в СССР почетен, врач, под картиной «Утро нашей Родины» подписывающий медицинское заключение «к расстрелу годен», «развеселая пьяная Смерть». И, наконец, палач, просыпающийся среди ночи, чтобы отправиться на службу:
В полночь будильник звонит, звонит отчаянно.
Палач встал, подавил зевоту,
Съел булочку, выпил чаю,
Не спеша пошел на работу.
У него сегодня много ли дела –
Два каких-нибудь расстрела.
А несчастные мечутся в чаянье чуда.
Откуда же чудо, раз есть Иуда!
Войдут сейчас, возьмут сейчас, убьют сейчас –
В предрассветный час.
Так и были ликвидированы
Двое посмертно реабилитированные.
Человек, не будь палачом!
Никогда, нипочем!
Елена Алексеевна ушла из жизни в июне 1991 года, совсем немного не дожив до полного крушения советской тоталитарной системы. В том же году издательство «Возвращение» опубликовало небольшой сборник ее стихов, но она его уже не увидела.