На прошлой неделе, когда республику замело снегом и техника не успевала чистить улицы, в редакцию позвонила пенсионерка.
— Я живу на окраине Сыктывкара в частном доме. Улицу сильно замело, не пройти. Сегодня трактор чистил заносы и огромный вал снега придавил к моей калитке. Я даже калитку открыть не в силах! Мне уже 83 года, живу одна. Из дому выйти не могу — ни хлеба купить, ни воды принести…
Домик на окраине
Имя у пенсионерки оказалось революционное — Октябрина Степановна. Какая коммунальная контора чистит ее улицу, она, конечно же, не знала. Мы решили не тратить время на разбирательства и, захватив по просьбе пенсионерки буханку хлеба, отправились к ней.
По означенному адресу нашли частный дом, но никаких сугробов перед входом не оказалось. От дороги до калитки вела расчищенная дорожка, калитка открывалась свободно. Лишь у самой дороги, где прошел трактор, остался небольшой снежный бордюр высотой 30 сантиметров. Никто из здоровых людей не счел бы это препятствием.
У крыльца нас встретила маленькая старушка. Одета она была просто, по-деревенски, однако гостей ждала: на старенькую кофту были неровно нацеплены награды.
Первым делом Октябрина Степановна повела нас на участок: вот тут, мол, у меня грядки, а сосед слишком близко положил свои дрова и поставил сарай. А у этого соседа дом высокий, тень от него закрывает солнце… У дальнего забора тракторист большой сугроб начистил: весной вся вода на огород польется…
Но дело тут, наверное, не в сугробе. Просто одинокой бабушке очень хотелось, чтобы ее выслушали…
Имя — это судьба
Хлебу бабуля обрадовалась, но деньги сразу же отдала: мол, мне чужого не надо. В доме, где она прожила полвека, царили чистота и порядок. На столе лежали документы, подтверждающие ее трудовые заслуги. Октябрина Степановна рассказала, что когда-то работала в районе мастером леса.
— У меня под началом осужденные и репрессированные работники были, — рассказала пенсионерка. — Но справлялась! Я ведь всякую мужскую работу делать умею, даже печи класть…
Они с мужем хорошо зарабатывали. Но в 1991 году, во время «шоковой терапии», их накопления в одночасье «сгорели». Воспитали сына и дочь. Муж, по ее словам, был замечательный, умер 15 лет назад. После его смерти бабулю сняли с очереди на благоустроенное жилье («Несправедливо!»).
В домике тепло, есть газ. Жаль только, что туалет на улице. И воду пока не удалось в дом подвести. По выходным приходят дети и наполняют бак водой.
— Дети у меня хорошие, в Сыктывкаре живут. Есть внуки и правнуки. Меня не забывают, помогают. Но денег с них я не беру — я же пенсию получаю. Окна пластиковые на свои деньги поставила — накопила потихоньку, — с гордостью рассказала бабушка. — Пенсии мне хватает, я ведь на водку не трачу!
Коми бабушка была классическим портретом эпохи: революционное имя, военное детство, сталинские репрессии, годы «застоя», «лихие» девяностые…
Не хлебом единым
Мы постарались объяснить старушке, что соседи построили свои дома на своих участках вполне законно: повлиять на них ни газета, ни даже глава Коми не смогут. А тракторист, чистящий улицу, вовсе не обязан расчищать до блеска тропинку к каждому дому. Выслушали бабушку, посочувствовали. Потом достали из машины лопату и за несколько минут расчистили в снежном бордюрчике проход, чтоб бабуля могла ходить: в 83 года и это — «барьер»!
Разговоры с Октябриной Степановной оставили у нас противоречивые чувства. Жила бабуля в принципе неплохо, пенсию получала достойную, быт налажен, дети помогают. И никакого «снежного плена», как выяснилось, нет.
Что же ей не хватает? Зачем звонила?
Когда ехали назад, молодой шофер ворчал: мол, вызов ложный, ничего бабуле не надо, вот и поработали скорой социальной помощью — привезли хлеб.
…На следующее утро, едва мы пришли на работу, в редакции появилась та самая бабушка. Вытирая слезы, она сказала:
— Я что-то не так вчера сделала, да? Всю ночь не спала, переживала… Простите, я болею, пью сильные лекарства…
Потом горячо благодарила нас за то, что приехали, а еще просила не ставить в газете фотографию: вдруг что случится?
— Я ведь одна в домике живу, — сказала она. — Тракторист и соседи могут рассердиться…
Когда умер Сталин, ей был 21 год. Воспоминания о репрессиях за каждое сказанное слово, страх тех лет живут в ней, видимо, и сегодня.
Деньгами не измерить
Старики звонят в редакцию ежедневно. Жалуются на конфликты внутри семьи, на соседей, на сосульки, свисающие с крыши, на одиночество. Всем не поможешь.
Как ни странно, молодой шофер был прав: единственное, чего не хватало старушке — это внимания. В этом нуждаются все наши старики, даже вполне обеспеченные. То, что им больше всего нужно, нельзя измерить льготами, деньгами, газом, водой, продуктами.
…Позвоните своей маме.
Людмила КУДРЯШОВА.
