Александр Солженицын во втором томе «Архипелага ГУЛАГ» пишет: «Расстреливали посильно во всех лагерях, но больше всего пришлось на Колыму (расстрелы «гаранинские») и на Воркуту (расстрелы «кашкетинские»). Действительно, обе эти акции стали символами большого террора. Так что же происходило в заполярном городе, и кто такой Кашкетин, чье имя стало нарицательным?
Зловещий приказ
В 1937-1938 годах политические репрессии достигли пика. Начало этому чудовищному процессу положил оперативный приказ НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 года «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Этот приказ был согласован и утвержден на уровне Политбюро ЦК ВКП(б). Причем репрессированы были не столько уголовники и даже не столько кулаки, а те самые «другие антисоветские элементы», большинство из которых ничего не имело против советской власти.
В стране, где царила плановая экономика, репрессии тоже проходили по плану. Была спущена «разнарядка» по числу жертв: 269 тысяч – арестовать, 76 тысяч – расстрелять. С какого потолка были взяты эти цифры, остается только гадать. Но отметим: этот план был многократно перевыполнен. По данным историков, за 1937-1938 гг. за «контрреволюционную деятельность» было арестовано от 1,3 млн до 1,5 млн человек, а приговорены к высшей мере 681 692 человека.
Пункты смерти
На первый взгляд может показаться, что уничтожать людей, тем более заключенных, не представляет больших трудностей. Вывел какое-то количество обреченных зэков в тундру или на поляну и расстрелял из пулемета. На самом деле все не так просто.
Во-первых, необходимо хоть какое-то, пусть формальное осуждение на смерть. В расположенном на территории Коми АССР Ухтпечлаге в 1937 году этим неблагодарным делом занималась тройка при УНКВД Архангельской области, в которую входил представитель наркомата внутренних дел, секретарь обкома ВКП(б) и прокурор.
По данным историка Михаила Рогачева, в среднем за одно заседание выносилось 146 приговоров. Однако за один раз рассмотреть дела такого количества обвиняемых невозможно, даже если трудиться в поте лица круглые сутки. Скорее всего, тройка вообще не собиралась, а ее члены просто подписывали составленные в УНКВД приговоры. В результате возникала неразбериха. Так, заключенного А. Можаева к расстрелу приговаривали три раза подряд – на заседаниях 5, 9 и 11 января 1938 года. А зэка Н. Лукина расстреляли 29 декабря 1937 года, что не помешало 2 января 1938 года вторично приговорить его к высшей мере наказания.
Во-вторых, обреченные не должны заранее знать о своей участи, дабы избежать бунта. Поэтому несчастным врали, что их собираются отправить на очередной этап. Как написал в своих воспоминаниях один из чудом выживших зэков Михаил Байтальский, осужденному В. Радзимовскому палач Кашкетин, знавший его по работе в Украине, в порыве откровенности признался:
– Мы будем вас расстреливать, как орехи всех вас расщелкаем.
Но когда Радзимовский рассказал об этом другим обреченным, те ему не поверили, некоторые даже посмеялись.
Наконец, в-третьих, преступникам необходимо было замести следы, а потому о массовых расстрелах не должны были знать ни в лагерях, ни на воле. И на этот счет в приказе № 00447 есть четкое указание: «Приговоры по первой категории (имеется в виду осужденных к расстрелу – Авт.) приводятся в исполнение в местах и порядком по указанию наркомов внутренних дел, начальников управления и областных отделов НКВД с обязательным полным сохранением втайне времени и места приведения приговора в исполнение».
В Воркуте для этих целей приспособили заброшенный, полуразрушенный кирпичный заводик, расположенный в глухой тундре в 15 километрах от жилья. Территорию обтянули колючей проволокой и поставили несколько палаток. В самые большие из них могли на двух ярусах улечься по сто двадцать человек, но набивали более двухсот, и обреченные зэки вынуждены были спать по очереди.
Еще одним местом массовых расстрелов был определен лагпункт Новая Ухтарка в 56 километрах от поселка Чибью (ныне город Ухта). Он был хорошо оборудован, в огражденной зоне располагались два жилых барака на 200-250 человек, административное здание, конюшня, кухня и даже баня-прачечная. По данным фонда «Покаяние», только на этой точке было проведено 34 расстрела и отправлено на тот свет 1746 человек.
Адская машина
Понятно, что для массового уничтожения людей обычные винтовки и пистолеты не годились. До газовых камер советские палачи не додумались. Поэтому основным орудием убийства оставался пулемет. То, как это происходило, описал в своей книге «Враги народа» известный историк и публицист Антон Антонов-Овсеенко, опираясь на рассказ бывшего вохровца Михаила Бакланова.
Заключенных выводили из палаток, строили в ряд по восемь человек и вели в овраг. Когда они спускались, сверху по ним ударяли пулеметы. Люди десятками падали, раненые стонали, кто-то кричал. По гребню оврага бегал Кашкетин и кричал: «Добивайте гадов!». И конвоиры приканчивали оставшихся в живых. Затем выходила группа здоровых мужиков и забрасывала гору трупов известью. После них команда подрывников закладывала шурфы с толом, и место побоища накрывал взорванный гребень.
Но это был еще не самый жестокий метод расправы. Бывший зэк Константин Гурский в своих воспоминаниях «Уничтожение заключенных ГУЛАГа в 1937-1938 годах» приводит рассказ вохровца, дежурившего в Новой Ухтарке на вышке. Он наблюдал, как кашкетинцы заперли в бараке более сотни привезенных накануне заключенных, облили его соляркой и подожгли. Когда барак загорелся, зэкам каким-то образом удалось выбить дверь. Но всех, кто выскакивал из горящей постройки, расстреливали из пулеметов.
Инвалид с револьвером
Теперь о самом Ефиме Кашкетине. Его настоящая фамилия Скоморовский. На работу в ОГПУ он был принят в 1927 году. Его непосредственный начальник Шумилов дал Кашкетину такую характеристику: «Хвастлив. Обнаруживает претензию. Признавать ошибки не склонен. Упрям, недостаточно дисциплинирован. Во взаимоотношениях с товарищами проскальзывает резкость, попытка подчеркивать свое мнимое превосходство».
8 октября 1936 года врачи поставили Кашкетину диагноз шизоидный невроз и признали инвалидом третьей группы. Из органов его уволили, но в январе 1938 года вновь зачислили на службу и по личному распоряжению наркома Николая Ежова отправили в Ухтпечлаг официально в качестве начальника оперативной группы по борьбе с троцкистами, а фактически для организации расстрелов.
Переживший кашкетинский произвол профессор Генрих Шкловский описывает палача такими словами: «Низкорослый, худой, из кармана галифе торчит рукоять револьвера, резкий запах спиртного, налитые красной злобой глазки».
Однажды Кашкетин удостоил профессора беседы и, показав какое-то извещение, заметил:
– И охота вам писать кому-то жалобы… Вы же умный человек, неужели вы до сих пор ничего не поняли? Товарищ Сталин совершил военный переворот. Скоро в стране не останется ни одного врага диктатуры – ни явного, ни тайного. И тогда окрепшая Россия установит свою власть над всей Европой, а потом – и над Азией. Я говорю это вам только потому, что имею дело с завтрашним мертвецом.
Однако Шкловского по запросу из Москвы вернули в зону шахты «Капитальная», а «завтрашним мертвецом» оказался сам Кашкетин. В апреле 1938 года он, выполнив свою задачу, вернулся в Москву. В мае-июне прошли еще три массовых расстрела, но уже без него. Воркутинский особорежимный лагпункт на месте кирпичного завода ликвидировали.
Крики из окна
На осень запланировали второй этап операции, который мог бы стать не менее кровавым, чем первый. Кашкетин в качестве начальника оперативно-следственной группы прибыл в Чибью, но в декабре его отозвали и, по некоторым сведениям, арестовали по дороге в Москву. По воспоминаниям Михаила Байтальского, ходили легенды, будто узники Котласской тюрьмы слышали крики из окна:
– Передайте людям, я – Кашкетин. Я тот, кто расстрелял в Воркуте всех врагов народа! Передайте людям!
Впрочем, это не более чем слухи. Причина ареста палача состоит в том, что он был человеком Ежова, которого на посту наркома 25 ноября 1938 года сменил Лаврентий Берия, тут же начавший зачистку аппарата НКВД. Больше года убежденный в своей невиновности Кашкетин содержался в Бутырской тюрьме. 8 марта 1940 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к расстрелу. Приговор привели в исполнение на следующий день. Мавр сделал свое дело.
Могилы не найдены
Михаил Рогачев в статье «Операция по приказу № 00409 в Ухто-Печорском ИТЛ» пишет, что ни до, ни после в истории нашей республики не было случая такого массового бессудного уничтожения людей.
Только в последние годы появилась возможность восстановить все имена жертв произвола. Но могилы расстрелянных, за редким исключением, до сих пор не найдены.
Игорь БОБРАКОВ.
