Известный в республике коллекционер и краевед Михаил Игнатов на примере своей семьи рассказал, как «подвиг» советского пионера-героя № 1 повторился в усть-куломском Деревянске.
Историю о мальчике, знавшем, что такое хорошо и что такое плохо, сегодня впору рассказывать как сказку. Жил-был, мол, на свете пионер Морозов, и когда его отец совершил плохой поступок, мальчик сообщил об этом «куда следует». Четыре его родственника — дедушка, бабушка, двоюродный брат и крестный отец — были осуждены показательным судом и расстреляны. Но и сам мальчик пострадал – враги убили юного героя. В 1932 году, когда случилась эта история, советской власти нужны были новые «иконы». Так в пантеоне коммунистических святых появился ребенок-мученик. Про него слагали стихи и песни, он стал примером для подрастающего поколения.
Михаил Игнатов: «Зло должно быть наказуемо».
Колхозное рабство
3 февраля в Национальной библиотеке РК состоится презентация книги Михаила Игнатова «Заразительный пример». Эту повесть-былину он посвятил памяти своих родителей, «пострадавших от большевистской бесовщины, но устоявших против этой повальной заразы».
Чудь Миш (так он себя называет) родился в деревне Сордйыв Усть-Куломского района. В 1931 году семью Игнатовых первый раз раскулачили и «уплотнили». Деда с бабушкой отправили в ссылку на реку Печора, а на отнятой половине дома разместили школу. Спустя полгода раскулачили повторно. Забрали вторую половину дома, а отца отправили строить Беломорканал. Мама Миши с тремя детьми переселилась в черную баню. В родной дом Миша ходил потом учиться. Там же слушал на уроках «сказку» про Павлика Морозова и стихи коми поэта Виктора Савина о Сталине и «комсомольцах-безбожниках».
В 1942 году школу пришлось оставить. В 11 лет Чудь Миш «попал в колхозное рабство». Трудился по семь-восемь часов в день, но за работу ничего не платили, поэтому ели в семье то, что удавалось стащить с колхозного поля. Спасали, конечно, огород, лесные грибы, ягоды и рыбалка. Весной 1946 года подросток попался «на колосках». Состоялось правление колхоза, на котором посчитали, что Игнатов — вор. 14-летнего мальчишку осудили и дали два года исправительно-трудовых лагерей.
Горькая правда
Книжка издана на личные средства автора, поэтому тираж, к сожалению, небольшой, всего 200 экземпляров. По содержанию она словно глава из документального солженицынского «Архипелага ГУЛАГ», а по стилю — шукшинская байка. В кажущейся простоте бытописания — и смех, и слезы.
— Михаил Дмитриевич, что вами двигало, когда вы начинали эту повесть? Какой был посыл: «не могу молчать» или жажда мщения?
— У меня такой принцип: зло должно быть наказуемо. Сопротивление злу равносильно добру. Меня очень угнетала несправедливость, свалившаяся на нашу семью, и потом всю жизнь любую несправедливость я всегда переживал очень остро. Всем было ясно, что советский строй уничтожил лучших крестьян, дав волю отъявленным лодырям, не умеющим содержать свое хозяйство. Именно они стали начальниками, бригадирами, председателями. Колхозы, несмотря на громкие названия («Сталин», «Горький», «Чапаев», «Калинин»), сплошь и рядом были развалюхами.
— Насколько биографична ваша книга?
— Там описаны события, которые происходили в нашей семье, и те, которые происходили, например, у соседей, в других деревнях республики. Мальчишку, который выдал своего дядю (в книжке его зовут Пиня, и он донес на своего родного отца, директора школы, — Е.Ш.), я хорошо знал. Ему было 12 лет, когда он потерял родителей и стал жить у дяди. В школе в это время учительница прочла ребятам побасенки про Павлика Морозова, и он, наслушавшись, рассказал пионервожатой Анне Осиповой о том, что его благодетель негативно высказывается о колхозном строе. Та доложила чекистам, и они его арестовали. А еще, я помню, что мы учились по учебникам Тима Веня, читали стихи Виктора Савина, вовсю прославлявшие советскую власть и партию, а потом их сочинения жгли на школьном дворе.
— Вы это лично видели?
— Да, книжки Савина были в нашей библиотеке, и он, напомню, был руководителем ЧК в Коми. Но в 1937-м и Виктора Савина, и Тима Веня осудили, оба погибли в лагерях.
— В книге ваш литературный герой вырос и встретился потом с Павликом-Пиней. Тот стал директором той самой школы, где работал его отец. Это реальная история?
— Нет, это выдумка. Вообще-то Павлик Морозов не достоин, чтобы о нем много говорить. Я хотел рассказать о том, что заразительными бывают не только темные и грязные дела, но и добрые. И это очень важно — продвигать добрые дела, брать с них пример. Ведь что такое я? Я — продолжение дел своих родителей, дедушки и бабушки, людей, с которыми я сталкивался по жизни. Мой сосед Василий Федотович Попов был человек не от мира сего. Хотя у него было большое крестьянское хозяйство, он получал удовольствие от того, что делал добро людям. Не за плату, а просто помогал всем, кто в этом нуждался. Строил дороги, лесосеки, помогал вдовам очищать участки от леса, в честь новорожденных обустраивал родники и давал им имя. В двух километрах от нашей деревни есть родничок моего имени. В каждый свой приезд я хожу туда.
— В повести есть пронзительный сюжет о том, как пилили крест деревенской церкви.
— То, что человек свалился с крыши и погиб от того самого креста — это выдумка. Но он потом все равно плохо кончил. Это был мой дальний родственник. Во время Первой мировой он был в немецком плену и вернулся оттуда, нахватавшись социалистических идей и с золотыми зубами. Своего брата — моего деда по матери – он записал в зажиточные. У деда вывезли весь урожай хлеба, и всю жизнь потом дед называл его не иначе, как «сволочь с золотыми зубами» — такая была вражда. Помню также, что он перестрелял всех голубей в деревне. А до этого их у нас никто не ел. Считалось, что это души умерших предков.
— Он от голода их ел?
— Нет, принципиально. Дома у него была скатерть с рисунками дворцов и портретами царской семьи, так царю, царице и детям он выколол глаза ножом.
— И эта скатерть осталась на столе?
— Да, ею пользовались, мне мама рассказывала. Как ни странно, в 1936 году этот человек организовал в Помоздино первую антисоветскую организацию. Он увидел, что новая власть идет против крестьянства, что это несправедливая власть. Его посадили в лагерь под Ухтой, и он там отравился какими-то ядовитыми грибами.
— А вас отправили в лагерь «за колоски» с поля или все же, как того мальчика из книжки, за кражу из амбара?
— Да, про «колоски» я обычно говорю, чтобы длинно не рассказывать. На самом деле я залез в амбар и чуть не утонул там в зерне.
— С тем мальчишкой, что выдал вас, вы потом встречались?
— Встречался. Говорю: что ж ты, Ваня, своего приятеля сдал? «А что же мне оставалось, — ответил он, — самому, что ли, вместо тебя сесть?» Милиционер Морохин пришел к нему, взял за ноги и начал вращать вокруг себя: «Сейчас я тебя головой об стенку стукну, если не подпишешь свое доносительство». Потом он спился и умер… Советская власть дала возможность всякой швали грабить своих соседей. У нас унесли все имущество наши же соседи и однофамильцы, родственники, причем близкие! Лампу с нашего «кулацкого» дома я увидел потом в сельской больнице Помоздино. Мой средний брат Алексей Дмитриевич работал там главным врачом. Как-то я пришел к нему и говорю: «Леша, ты знаешь, что это наша семейная реликвия? Я ее заберу». Бери, говорит, но она на учете, поэтому надо что-то взамен. Я купил трехрожковую люстру и заменил.
«Путина приглашу»
— По Указу Президента будет создаваться новая всероссийская детская организация. Как вы к этому относитесь?
— Все зависит от того, на что это будет направлено. Если на прославление действующей власти и режима, то, конечно, ничего хорошего. Но дети действительно должны быть организованы на какие-то добрые дела, на сохранение традиций. Допустим, есть у коми народа традиция поминания предков. Нужно знать имена своих предков до седьмого колена. Они (мертвые) начинают помогать живым только в том случае, если их поминают и воздают почести должным образом. Дети должны знать свой язык, свою историю, начиная с изучения своего рода и места проживания. Генеалогия и топонимика должны входить в школьную программу, хотя бы факультативно.
– Человек – стадное животное, вам не кажется?
– Я бы так не сказал, не считаю себя стадным. Я, скорее, страдаю от одиночества.
…Мне — 85. В этом году я поступлю на заочное отделение филологического факультета и буду сдавать дисциплины экстерном. Года за два, надеюсь, сдам все экзамены, необходимые для получения диплома.
— Зачем он вам? У вас же есть уже два — об окончании Политехнического института и ВГИКа.
— Это обязательное условие, если я претендую на степень кандидата филологических наук. Диплом нужен, потому что у меня готова диссертация, и ее нужно защитить. А потом и докторскую, которая будет посвящена теме «Зыряне в Сибири».
Моя мама прожила до 88 лет, бабушке было 99. Я тоже хотел бы… В 2021 году — в год 100-летия республики — мне исполнится 90 лет. Как патриарх среди Игнатовых, я взял на себя функцию организатора съезда представителей нашего рода. 325 лет назад три брата Игнатовых поселились в Помоздино. Я собираюсь пойти к губернатору и буду предлагать ему, чтобы эту тему включили в план юбилейных мероприятий. Путина приглашу на открытие, у него советниками мои однокашники – вгиковцы Говорухин и Михалков. Отправлю им свои книги и письма-приглашения. Путин же работал в этих местах в стройотряде.
Он приедет, я уверен на 99 процентов.
Елена ШЕЛЕСТ.
