25 марта «Трибуна» опубликовала статью «Так вот ты какой, северный олень» о попытке регионального «Фонда поддержки инвестиционных проектов Коми» возродить лесное оленеводство. Оленье стадо, купленное в Ямало-Ненецком округе, за три года с грехом пополам доставили в Княжпогостский район.
При этом ученые и профессиональные оленеводы сразу высказывают большие сомнения в том, что надымские олени приживутся в коми парме. А недавно своими воспоминаниями о работе «таежных оленеводов» в Помоздино и перспективах возрождения в республике лесного оленеводства поделился с нашей газетой житель Глазова (Удмуртия) Александр Мальчиков (на фото), приезжавший в Коми. Когда-то он работал ветеринарным врачом в совхозе, одним из направлений деятельности которого было лесное оленеводство.
Северный олень в лесу не жилец?
«Мальчиков прибыл»
– Когда в 1979 году после окончания Кировского сельхозинститута на распределении меня спросили, куда хочу поехать, я, зная, что призовут в армию, посмеялся:
— Куда Родина пошлет! Хоть на край земли к оленям… – вспоминает Александр Мальчиков. – Меня направили в Сыктывкар — в распоряжение Министерства сельского хозяйства Коми.
Едва я только переступил порог и представился: мол, выпускник Александр Мальчиков прибыл – секретарша радостно взмахнула руками:
—Ой, как хорошо, мы вас ждем! Директор совхоза из Помоздино просил прислать именно вас!
Я рухнул. В Коми у меня не было ни единого знакомого, и никто за меня не мог просить. Лишь позднее я узнал, что директор действительно звонил министру, просил прислать ветврача. Но предупредил:
— Девчат не присылай. Те две, что приезжали, почти сразу в декретный отпуск ушли, и опять мы на бобах. Ты мне мальчиков, мальчиков присылай…
Этот разговор краем уха слышала секретарша.
Тогда в Помоздино летал маленький самолет, и едва я только приземлился, пошел в ветслужбу. Первый же человек, который меня встретил, к моему удивлению сказал:
— Хорошо, что приехал. На, бери ключ от своей квартиры…
Я не мог вымолвить ни слова. Я еще на работу не оформился, а уже квартиру дают!
Коми кыв
Позже я понял, что не зря шутил про край земли и про оленей. Уникальность совхоза в Помоздино заключалась в том, что здесь занимались лесным оленеводством. Когда-то в конце тридцатых – начале сороковых зажиточный оленевод из Ижмы Василий Хозяинов не захотел отдавать своих оленей в колхоз и, уходя от коллективизации, перегнал стадо на юг. Идти дальше Помоздино было невозможно — южнее не растет ягель, нет кормовой базы. Так здесь появились стадо и бригада оленеводов.
Однако моя основная работа была на животноводческих фермах. Первый мой визит я помню до сих пор. У дверей меня встретила взволнованная доярка, она что-то говорила по-коми. Я понял только слово «кувны» (умирать). Сам я русский, но вырос в Удмуртии, знал немного по-удмуртски. Языки родственные, и я лихорадочно напряг память.
— Кукань, мэс? (Теленок, корова?) — спросил я.
— Мэс, — ответила она и повела меня в помещение.
— Сейны, юны? (Ест, пьет?) — спросил я про корову.
— Юны, — ответила доярка и снова стала что-то горячо говорить по-коми. Однако мои познания уже иссякли.
— Да по-русски говори, не понимаю по-коми! — взмолился я, но она аж зашлась от возмущения: как же, мол, не понимаешь, если только что говорил!
…Азы коми языка я все же освоил. Жизнь требовала.
Северные консервы
Примерно раз в месяц мне приходилось ездить к оленеводам. Я проводил вакцинацию, брал кровь, списывал животных, задранных волками. У оленей своя кормовая база, свои болезни и особенности. В институте мы этого не изучали, пришлось все осваивать на месте. Но местные относились ко мне по-доброму и помогали. С двумя сыновьями Василия Хозяинова – Егором и Николаем – я поддерживал добрые отношения (Николай был управляющим отделением в Скородуме).
Все, что связано с оленеводами, казалось мне интересным и экзотичным. Меня поразило убранство чума и порядок в нем: там не было ни одной ненужной вещи, у каждой – свое назначение и строго отведенное место. Чум тогда шили из шкур и обновляли, перевозя, как и в тундре, на оленьих упряжках. Работа у оленеводов очень тяжелая — где олень, там и волк непременно есть. Сторожить стадо надо неусыпно. Я не переставал удивляться их интуиции, навыкам и знаниям, которые, казалось, им даны природой. «Обычные» люди, не привыкшие к кочевой жизни, на такую работу идут неохотно.
Помню, как в первый мой визит в чуме меня приняли как дорогого гостя, угостив кусочком печени и «северными консервами». «Консервами» были оленьи мозговые кости. Мне показали, как их аккуратно раскалывают ножом и съедают нежный мозг.
Оленеводство приносило совхозу прибыль. Шли в реализацию мясо и камус, а вот засоленные шкуры лежали без дела.
Хватило бы сил на простое
Из Помоздино меня призвали в армию, и, отслужив, в 1981 году я снова вернулся туда. И, хотя прошло всего полтора года, я заметил, как в оленеводство пришел прогресс и одновременно разрушились его устои.
Ездовых оленей не стало — их попросту некому было объезжать. Ведь обучить оленя очень нелегко! Старые оленеводы уходили, а молодежь шла на такую работу неохотно. Теперь уже чум перевозили с места на место на бортовой машине, а покрывали не только шкурами, но и брезентом. Это облегчало труд чумработницы — ведь брезентовое «покрытие», в отличие от шкур, не надо бесконечно перешивать и ремонтировать! Волков отпугивали… ревом бензопилы «Дружба».
Стадо зимой объезжали на «буранах». Зато потом по «буранному» следу, словно по асфальту, к оленям легко шли волки. Оленей губили хищники, людей — водка.
…Надо ли сегодня возрождать лесное оленеводство? Думаю, нет. Как существует зона рискованного земледелия, так и тут — «зона рискованного оленеводства». Полагаю, что это рискованный и неоправданный эксперимент, который отберет огромные деньги, а эффекта не даст.
Сельское хозяйство поднимать, конечно, необходимо, особенно сейчас. Но начать надо с «нерискованных» участков — хватило хотя бы на них сил и средств.
Людмила КУДРЯШОВА.
