В 2003 году телевизионная группа германского канала АРД отправилась в усть-куломский поселок Югыдтыдор, где в XXI веке люди жили без дороги, без света и связи…
Помоздинская аномалия
Поездка немцев по маршруту Помоздино – Вольдино – Югыдтыдор позднее обернулась фильмом «Помоздинская аномалия».
В деревне Скородум немцы нашли самолетостроителя Константина Лодыгина, создавшего летательный аппарат из картофелеуборочной машины. В Помоздино они отыскали кузнеца, оборудовавшего робототехникой обычную деревенскую баню. В этой бане посетителям трут спину, срезают мозоли и массируют ступни инопланетные по виду механизмы. А в самом Югыдтыдоре, живущем без электричества, немцы обнаружили изобретателя, построившего на ручье небольшую гидроэлектростанцию.
Невероятное количество исследователей, естество-испытателей на квадратный километр таежной территории позволило немецкому журналисту сформулировать парадоксальную мысль: возможно, именно экстремальные условия жизни, суровый климат и пробуждают в людях творческие способности.
«Лихие» 90-е
Похожее утверждение я недавно услышал от доктора наук, заведующего кафедрой радиофизики и электроники Сыктывкарского университета Леонида Котова.
— В 90-е годы уничтожение ученых и технической интеллигенции в нашей стране шло такими же темпами, как и после революции 1917 года, — уверяет Леонид Нафанаилович. — Тогда большевики отправляли интеллигенцию пароходами на Запад. А в 90-е люди массово уезжали сами, поскольку ученым стали платить по 10-20 долларов в месяц. Наши академические центры опустели. Все мало-мальски способные к проведению научных исследований ученые оказались на Западе.
Вряд ли хоть кто-то в мире после такой разрухи смог бы восстановиться. А мы восстанавливаемся. В том, что через какое-то время Россия явит миру новые образцы человеческого духа и разума, я нисколько не сомневаюсь. Нигде в мире нет такого количества талантливых людей, как на российском Севере. Мы самой природой обречены на гениальность. Без этого в наших широтах и наших условиях просто не выжить.
Опасное погружение
Котов и сам вырос в той же «помоздинской аномалии» — в небольшом лесозаготовительном поселке Вольский, расположенном на реке Воль (приток Вычегды), между Югыдтыдором и Вольдино.
В седьмом классе восьмилетней Вольской школы будущий профессор вместе с товарищами затеял строительство подводной лодки для исследования глубин местной реки Воль. Корпус подлодки мальчишки изготовили из двух бочек из-под селедки. Половину самодельного аппарата занимала автономная емкость, заполняемая камнями и водой. Вода служила регулируемым балластом, она и должна была опустить субмарину в одну из речных ям.
В назначенный день место в подводной лодке занял Леонид Котов. Погружение началось. Подлодка благополучно опустилась на дно реки Воль. Все шло по заранее разработанному сценарию. Переговоры «подводника» Котова, лежавшего внутри бочки, и оставшихся на берегу мальчишек обеспечивало хитроумное устройство из двух спичечных коробков с натянутой между ними медной проволокой.
Вскоре Леониду стало не хватать воздуха для дыхания. И он подал на поверхность сигнал: «Всплываем!» По этой команде мальчишки на берегу должны были начать откачивать балласт — воду из резервуаров «подлодки». Тут-то и выяснилось, что насос, который никто не удосужился проверить до погружения, не откачивал воду. Лихорадочные попытки исправить насос или выволочь «подлодку» с помощью каната ни к чему не привели. «Подводник» внутри лодки начал медленно умирать. Счет шел на секунды…
— К счастью, наши опыты происходили неподалеку от Вольского, — вспоминает Леонид Нафанаилович. — Мои друзья бросились за помощью к взрослым мужикам. К месту погружения мгновенно прибежал народ, и меня дружно вытащили на берег.
На роду написано?
— Леонид Нафанаилович, есть какая-то предопределенность в том, что вы стали ученым, физиком?
— Вряд ли. Конечно, родители многое дали. Могу сказать, что трудолюбие я унаследовал от отца. Он в 1973 году первым среди лесорубов республики выполнил пятилетний план по заготовке древесины. Это был человек фантастической силы. Папа рассказывал, как в конце войны, в Венгрии, он после стремительного наступления оказался в одном селе. Зашел в сельский дом, поднялся на второй этаж и вдруг увидел, что в комнате спят шестеро немецких солдат. Причем оружие лежало у каждого под рукой. Любая заминка могла привести к боестолкновению, в котором у отца было мало шансов. И тогда он в несколько мгновений, одного за другим, выбросил спящих немцев в окно, как тюки сена. Они так и не успели прийти в себя и схватиться за оружие.
Мама и ее родители, как я думаю, передали мне способность и интерес к наукам. Но главную роль сыграла, конечно, школа, мои учителя физики и математики. Это были преподаватели высочайшего уровня, несмотря на то, что работали в отдаленном лесном поселке Вольский и в селе Помоздино, где я учился в 9, 10 классе. Они не просто учили, но и делали все, чтобы ученик понимал математику и физику. К сожалению, система ЕГЭ сегодня практически уничтожила у нас подобное образование. Детей уже не учат пониманию сути вещей, а просто натаскивают выбирать правильные варианты ответов.
После школы я не смог сразу поступить в Сыктывкарский университет — подвело плохое знание русского языка. Но эта осечка так уязвила мое самолюбие, что я отверг любые предложения учиться где бы то ни было, кроме Сыктывкарского университета, хотя в течение года учился на заочном отделении Свердловского политехнического института. А потом все же поступил в Сыктывкарский университет. И тут выяснилось, что курс у нас подобрался очень сильный, некоторые ребята перевелись из вузов Ленинграда и Горького. Их умение решать сложнейшие задачи сильно вдохновляло меня на учебу. Наверное, в другой среде мое развитие было бы совсем иным.
Страшная сила
— Коллектив всегда стимулирует развитие индивидуума?
— Нет. Коллектив может не только развивать, но и угнетать интеллект. Я понял, какая страшная сила коллектив, в 10 классе. Тогда я приехал жить и учиться в интернат, в Помоздино. Я уже тогда знал, что буду ученым, а потому поставил для себя правило — каждый день вставать в семь утра и до начала занятий в школе заниматься учебой самостоятельно.
Но такой график удалось соблюдать примерно месяц или два. На войну со мной поднялись мальчишки всего интерната. Мой образ жизни казался им противоестественным. Ведь я не только прилежно учился в 9 классе, а еще и отвергал общепринятые среди мальчишек нормы — не хотел курить, участвовать в драках.
Как мог, я пытался сопротивляться общим установкам — пропагандировал здоровый образ жизни, создал секцию бокса, устраивал на ринге бои. Но до сих пор перед глазами стоят мои товарищи, которые в едином порыве кричат тому, кто выходил против меня на ринг: «Дави его, бей, ломай!» Мне сломали нос. А главное, сломали дух — я начал, как все, пить, гулять, курить «Беломор», участвовать в коллективных побоищах — интернатские ребята против помоздинских — и так далее.
В общем, коллектив меня «съел». Но, к счастью, возникло и то, что вскоре помогло вновь выделиться из общей массы и сохранить индивидуальность. И это тоже было связано с моими математическими способностями. Я начал играть в карты и вскоре стал обыгрывать всех. Мы играли на деньги, начиная со ставки в пять копеек. Заканчивалось тем, что мальчишки проигрывались мне в пух и прах. Некоторые жители окрестных сел Помоздино до сих пор должны мне по три велосипеда, о чем я каждый раз (в шутку, конечно) напоминаю им при встрече.
Старт на «Орбиту»
— Леонид Нафанаилович, как появилась в Сыктывкарском университете ваша кафедра радиофизики?
— Появление кафедры радиофизики было связано с созданием в Коми крупного радиотехнического предприятия. Я имею в виду, конечно, завод «Орбита». Университет на новой кафедре должен был готовить кадры для этого завода. Думаю, если бы перестройка припозднилась на несколько лет и завод построили, экономика Сыктывкара и всей Республики Коми была бы сегодня далеко не сырьевой.
— Но завод так и не состоялся, а почему кафедра, созданная под него, сохранилась?
— Я думаю, это вообще одна из величайших загадок — как и почему сохранилась университетская наука в стране в «лихие» 90-е?
Умные люди за рубежом, которые влияли тогда на все процессы в России, как они сейчас влияют на процессы разрушения Украины, очень хорошо понимали — уничтожить военно-промышленный комплекс России, ее промышленность проще всего через науку, через систему подготовки кадров. А физика в этой системе занимает центральное место.
Но все эти расчеты не принимали во внимание возможное сопротивление человеческого материала. Люди — простые преподаватели, ученые, администраторы — сохранили в те годы университетскую науку, педагогические и научные школы.
Я был в те годы председателем профкома университета и тоже, как мог, противодействовал развалу и размыванию педагогического состава университета. Делать это я мог одним способом — пытался в прямом смысле накормить коллектив, помочь ему выжить. Доставал сахар, масло, мясо, макароны, капусту, картошку, морковь и др. Мы везли все это в университет и снабжали коллектив.
— Но вы-то где все это брали?
— У студентов, точнее, у их родителей, у выпускников, вставших на ноги, у всех, кто понимал важность сохранения вуза. Я тогда четко знал, чем занимаются родители всех наших студентов. Писал этим родителям письма, просил, выбивал, угрожал, выпрашивал. Наверное, сегодня это выглядит очень плохо. Однако другого пути у нас не было.
Но мы думали не только о «животе». Тогдашний ректор Сергей Иванович Худяев в самые ужасные годы «выбил» в Москве так называемый «53-й параграф», по которому государство начало финансировать нашу университетскую науку, мы выигрывали конкурсы на закупку уникального оборудования. Как это ни парадоксально, именно в 90-е удалось решить «квартирный вопрос» многих преподавателей. В перестройку республика решила построить дом для преподавателей и сотрудников университета и пединститута. Но стройка долго не начиналась. И тогда я надавил на ректора Сергея Ивановича Худяева, чтобы он позвонил тогдашнему председателю Совмина республики Вячеславу Ивановичу Худяеву и пригрозил ему: «Поскольку ситуация со строительством дома неясная, мы выводим преподавателей на акцию протеста. Будем перекрывать движение на перекрестке: Октябрьский проспект — улица Коммунистическая».
На следующий день Совмин прислал за нами машину, преподавателей отвезли на стройку, чтобы показать готовность объекта. С того момента стройка шла под нашим контролем. Вообще, за три года «развала» университет получил для своих работников 68 квартир. Это, конечно, тоже стимулировало многих оставаться работать в университете.
Битва за кафедру
— Квартиры и масло — хорошо. А уровень преподавания сохранялся?
— Те годы были «далеко не тучные», но старая учительская школа в городах и районах республики поставляла нам студентов высочайшего уровня. Преподаватели МГУ, московского физико-технического института, института радиотехники и электроники, которые бывали в 90-е у нас, признавались, что по уровню дипломных работ по физике Сыктывкар нисколько не ниже Москвы.
Жаль, что эта талантливая волна долгое время не могла задержаться в нашем университете. Почти все 90-е годы на нашей кафедре работали всего два преподавателя — я и Евгений Карпушев, электронщик, один из сильнейших в России. А молодые выпускники не оставались преподавать. Те, кого удавалось заманить в начале учебного года, через несколько месяцев увольнялись. Впервые я стал стабильно оставлять своих выпускников работать на кафедре с 2001 года. Сейчас эти ученые уже защищают докторские диссертации.
Все эти факторы, о которых я сказал, в совокупности и обеспечивали сохранение преподавания физики и радиофизики в университете. Конечно, большую роль играла поддержка руководителей вуза — сначала Сергея Ивановича Худяева, а затем и Василия Никифоровича Задорожного. С 2003 по 2007 годы он помог оснастить наши лаборатории современным оборудованием, которому завидовали москвичи и питерцы. И тем более неожиданной оказалась позиция ректора Задорожного после 2007 года, когда физику в СыктГУ закрыли вообще! Я понимаю — тяжело стало набирать ребят, особенно контрактников. Но большинство региональных университетов физику сохранили. Ведь она — обязательная специальность классического университета.
Я тогда всеми силами боролся против этого, писал письма, жаловался властям. Бесполезно. Была у меня даже идея обратиться за материальной помощью к Роману Абрамовичу. В свое время Абрамович искал в Сыктывкаре учителей для школ Чукотки, где он губернаторствовал. Он приглашал меня туда преподавателем, предлагал зарплату от 7 тысяч долларов. Некоторые учителя и преподаватели из Коми поехали. Но добиться от Абрамовича помощи Сыктывкарскому вузу так и не удалось…
«Начинаем выздоравливать»
— Сейчас в России заговорили о преодолении сырьевой направленности экономики, об импортозамещении. Возможно ли это сделать без физики?
— Абсолютно невозможно! Я рад, что это начали понимать руководители страны.
Я уже сказал — без физики и Сыктывкарский университет не может считаться классическим университетом. Но хуже того — отсутствие такого факультета уничтожает среду, в которой должны вариться педагоги нашего региона, те, кто несет затем физику в сельские школы, от кого зависит появление новых студентов, ученых, академиков.
Я очень рад, что нынешний ректор Марина Дмитриевна Истиховская, сменившая Задорожного, все это прекрасно понимает. Наконец-то в Сыктывкарском университете в этом году, впервые после долгого перерыва, начинается новый набор студентов-физиков.
Похоже, мы начинаем выздоравливать.
С прицелом на Нобелевскую премию
— Леонид Нафанаилович, вы рассказали о том, что вам все это время приходилось быть не только руководителем кафедры, а и снабженцем. Но как вы при этом успевали заниматься наукой?
— Знаете, как-то, когда я был озабочен только одним вопросом — где что достать и как накормить коллектив университета, – жена Ольга Борисовна (она тоже ученый, доктор наук) сказала мне: «Леня, ведь ты уже не физик». В глубине души я понимал, что она права, хотя и злился на эти слова. Ведь физик должен постоянно тренировать свой мозг, как пианист — пальцы. Но работоспособность, унаследованная от отца, позволила все утерянное восстановить за 3 года, когда я ушел из профкома. К тому моменту уже и система материального обеспечения вуза потихоньку стала налаживаться, и я был там уже не нужен.
А в начале этого века на Международном конгрессе в Испании мои исследования метода сверхвысокоскоростной записи информации с использованием СВЧ электромагнитного поля и ансамбля наночастиц были признаны в числе одного из пяти наиболее перспективных в мире направлений подобных исследований.
Когда появятся технологические возможности применения этого метода записи, мы придем к созданию накопителя информации третьего поколения. Первым, как известно, был жесткий диск, где запись шла примерно тем же способом, каким в свое время записывалась музыка на грампластинках. Вторым — знакомая всем и уже привычная флеш-память с использованием транзисторов и современных технологий их объединения. Наш метод может дать носитель информации, который по объемам и скорости записи должен быть на порядок выше. Я уверен, что, если это произойдет, разработчикам метода сверхвысокоскоростной записи с использованием СВЧ поля и ансамбля наночастиц будет обеспечена Нобелевская премия.
— Почему эту премию так редко получают российские ученые? Этот факт, кстати, часто преподносится и как доказательство отсталости российской науки.
— Деньги, которые послужили основанием этой премии, Альфред Нобель заработал в основном в России. Но именно российских ученых чаще всего ею обделяют. Когда мы начинаем с коллегами дискуссии на эту тему, я привожу десятки примеров того, что за открытиями нобелевских лауреатов из США, Великобритании и других стран нередко кроются многие открытия советских и российских ученых, которые просто стараются не замечать.
Но как бы нас ни оттирали на обочину, я убежден — в науке мы все равно займем ведущее место.
Беседовал Владимир ОВЧИННИКОВ.
PS. КОТОВ Леонид Нафанаилович — один из ведущих физиков России, доктор физико-математических наук, заведующий кафедрой Сыктывкарского государственного университета, автор 392 научных работ.
В 2001 году Л. Котов стал победителем конкурса, организованного президиумом РАН на государственную научную стипендию для выдающихся ученых России в области физики и астрономии. В 2005 году кафедра радиофизики и электроники под его руководством была признана лучшей кафедрой университета. А в 2008 году, по данным международного биографического научного центра (Кембридж, Англия), Л. Котов вошел в список ведущих ученых мира по цитируемости научных работ.
Среди главных разработок профессора Котова — метод сверхскоростной записи информации с использованием СВЧ электромагнитного поля и ансамбля наночастиц. На основе этого метода может быть создан накопитель информации третьего поколения.
