Прочитала вашу статью «Год в сапогах» про солдата из Сосногорского района и решила написать про свою подобную историю.
Отправив сына в армию в ноябре 1997 года, мы до сих пор не знаем, где он. Не знаем с осени 1998 года. Прошло уже много времени, но оно не лечит, и боль с годами не проходит.
Командиры молчали, как партизаны
Наш Сережа с рождения немного прихрамывал. Врачи его обследовали, но диагноз поставить не смогли. Только в 11 лет, когда у него стала болеть голова, мальчику поставили диагноз «врожденный перелом шейного позвонка, зажат сосуд». Мол, от этого все проблемы. После курса лечения боли ушли, но хромота осталась. Нужно было два раза в год проходить лечение, но в подростковом возрасте я не смогла затащить сына в поликлинику, а сам он считал себя здоровым, был развит физически.
При поступлении в учебные заведения Сергей проходил медкомиссии, и никто не обратил внимания на его хромоту. Оказался годным и к службе в армии. В то время было много уклонистов (события в Чечне, развал армии), поэтому брали всех.
В день отправки у него были сильный кашель и температура. Мы очень надеялись, что в Княжпогосте компетентная комиссия вернет его домой, но увы…
Попал Сережа в «учебку» в город Ковров (в тот самый, куда и герой статьи «Год в сапогах»). После учебы его направили служить в Нижний Новгород в в/ч 54262. Из этой части нам от сына было всего два письма, а после — молчание. Я несколько раз писала командиру части, но ответа не было.
А в военкомате тоже ничего сказать не могли. Узнали мы, что сын наш пропал, только через полгода, с помощью республиканского комитета солдатских матерей.
Пропал с полигона
В марте 1999 г. я с сестрой поехала в воинскую часть. Там нас не ждали. В первый день с нами даже разговаривать не стали. Промурыжили в дежурке около 3 часов, а потом ввалилась толпа пьяных офицеров, которые стали нас оскорблять. Оказывается, все эти три часа они составляли мне письмо, где сообщали, что сын пропал, и просили меня помочь в поиске…
Словом, мы узнали, что сын пропал с полигона, который находится между Нижним Новгородом и Дзержинском. Ночью Сережа был на посту, утром в столовой, а на обед уже не пришел. Куда он пропал и когда, нам никто сказать не мог. Или не хотел — боялся.
Точной даты пропажи сына нет. Официальным считается число 5 октября 1998 года. Но солдаты говорят, что в начале ноября он еще был в части, последнее письмо от сына датировано 27 октября.
Вплоть до президента
Завели уголовное дело по поводу самовольного оставления части. Когда в стране царил хаос, это касалось и армии.
Все расчеты проводились безналичным путем, взаимозачетами. Офицеры, как и население, месяцами не получали зарплату или получали натуроплатой. Солдаты в армии недоедали, ходили по деревням, которые находились рядом с полигоном, стучали в дома и просили еды.
Известны случаи продажи солдат «богатеньким буратино». Те в свою очередь использовали их — и концы в воду.
В поисках Сережи я куда только не обращалась, вплоть до президента. Еще с 1999 г. обращалась в программу «Жди меня» и ездила на запись эфира в 2001 году. В Нижегородской области прошла телепередача о Сереже, организованная комитетом солдатских матерей Нижнего Новгорода.
Все те, кто по роду деятельности обязаны были нам помочь, просто отфутболивали нас, слали одни отписки. За несколько лет в Нижегородской военной прокуратуре сменилось много следователей, а дело не сдвинулось. В какой-то момент я, наверное, им надоела, и они начали сочинять мне самые невероятные байки: мол, даже на дне Волги искали…
Коль сына найти не могли, то обращалась я и в страховую компанию. Но, чтобы получить страховку, надо без вести пропавшего через суд признать умершим. Однако умершим по закону можно признать только через пять лет. А через пять лет военнослужащий уже не военнослужащий, а гражданское лицо, и никакая страховка не положена.
Командир части тоже «постарался»: так составил приказ об исключении из списков личного состава части и снятия всех видов обеспечения сына, что мы теперь лишены всего.
Юристы республиканского военного комиссариата тоже не смогли нам ничем помочь.
Не уберегли…
Очень поздно я узнала о фонде «Право матери». В этом фонде бесплатно оказывают юридические услуги родителям погибших солдат в мирное время. Брались они и за наше дело, но все сроки были упущены. Воинская часть за это время трижды реорганизовывалась, и концов не найти.
Кстати, юристы в фонде «Право матери» смогли рассмотреть наше дело только через год после обращения. Так сильно они загружены. «Воюют» с нашими военными чинами, которые лишают осиротевших родителей положенных по закону выплат за погибших сыновей.
Вырастили сына до 20 лет, выучили и «подарили» государству в обмен на тоску вечную и непоправимую вину за то, что по закону могли, но не уберегли… И все же мы очень надеемся, что Сережа жив и вернется домой…
Хочу, чтобы не повторилась с кем-нибудь такая же беда, какая произошла у нас. Ведь до сих пор калечатся и гибнут мальчишки. Где-то недоглядела медкомиссия, где-то офицеры в войсковых частях наплевательски относятся к своим обязанностям…
Внука я не отдам!
С призывом в армию у нас очень хорошо налажен механизм, а дальше военкоматы не знают, в какой части служат призывники, как их дела. И если, не дай Бог, что-то случится, юридически помочь некому, остаешься один на один со своей бедой. Военная прокуратура защищает интересы самих военных. Не зря в народе говорят: «Ворон ворону глаз не выклюет». Когда же у нас в России матери, родившие сыновей, перестанут вздрагивать от слова «армия»?
Нужно сделать все, чтобы родители не боялись отправлять сыновей в армию. И если случится беда, то не родители, обезумевшие от горя, должны бегать по инстанциям, подвергаться унижениям, терять драгоценное время, нервы и деньги, а военные сами должны помочь и морально, и юридически, и материально.
Сейчас у меня растет внук, ему 7 лет. В этом году он идет в школу. При рождении у него возникли проблемы со здоровьем, с пеленок он лечится. 10 лет пройдут быстро, настанет призывной возраст. Неужели и его признают пригодным к службе?
Если буду жива, внука не отдам! Сначала пусть сына вернут родителям, а сестре — брата…
Татьяна ОСТАШОВА,
с. Усть-Цильма.
