Судьба обладателя роскошного баритонального баса Бориса Дейнеки сложилась весьма причудливо. В 30-е годы XX века он стал одним из самых популярных певцов Москвы. В 40-е, будучи зэком, с успехом выступал в музыкально-драматическом театре Воркуты. А в 50-е стал инициатором создания и первым художественным руководителем нынешнего Государственного театра оперы и балета Республики Коми.

Любимец фортуны

Борис Дейнека родился в 1902 году в Варшаве в семье школьного учителя. В 1920 году добровольцем вступил в Красную армию. Через год армейское начальство командировало его в Москву для поступления в университет, который он окончил в 1924 году, и тут же поступил в ГИТИС на музыкально-драматическое отделение.
В 1929 году Борис Дейнека стал солистом Всесоюзного радио. Вместе с ансамблем песни и пляски Московского военного округа он записал военно-патриотический цикл: «Враг не пройдет», «Рот фронт», «Армия, вперед!», «Смелый боец! Ты слышишь зов народа…». Вершиной успеха стала запись песни Исаака Дунаевского «Широка страна моя родная». С 1939 по 1943 годы московское радио начинало этой песней свои передачи, она стала неофициальным гимном Советского Союза.
Высокого и статного певца любили женщины, он был своим человеком среди московской элиты. Помимо побед у прекрасного пола он завоевывал и творческие награды, в частности, стал лауреатом Всесоюзного конкурса вокалистов имени Леонида Собинова. Окончив школу Высшего художественного мастерства при Московской консерватории, а затем и аспирантуру, Борис Дейнека стал еще и кандидатом искусствоведения.
В первые дни войны он записал на радио песню «Идут полки со славою за наше дело правое…», в которой звучала уверенность в скорой победе: «Врага раздавим мы в боях победным натиском полков…»
Все рухнуло 5 ноября 1941 года, когда военный трибунал Москвы приговорил певца к высшей мере наказания по печально знаменитой статье 58.10 УК РСФСР.

Борис Дейнека в роли Гремина в опере «Евгений Онегин».

Назвал Сталина «сволочью»?

Трудно сказать, за что в первые месяцы войны Борис Дейнека попал в сталинскую мясорубку. По одной из версий, то ли за неосторожно рассказанный анекдот, то ли за какую-то фразу, в которой стукач расслышал: «Сталин – сволочь». По другой версии, артист в ноябре 1941 года, прихватив самое ценное имущество, двинулся в сторону линии фронта. Добраться до немцев ему помешал военный патруль. Суд решил, что Дейнека хотел переметнуться к немцам.
А вот один из его будущих солагерников полушутя говорил, что певца забрали за плохой характер.
Действительно, товарищи по несчастью видели Бориса Дейнеку все время с брезгливой гримасой на лице. В Воркуте, куда его этапировали, заменив расстрел десятью годами заключения, певца раздражало все – долгая полярная ночь, силуэты бараков, колючая проволока.
Два года он тянул зэковскую лямку на общих работах – таскал мешки на железнодорожном вокзале, убирал снег на рельсах. И только в 1943 году судьба ему улыбнулась: усилиями знаменитого режиссера и зэка Бориса Мордвинова и начальника Управления Воркутстроя НКВД СССР Михаила Мальцева в заполярном городе появился музыкально-драматический театр. И вот на этом нерадостном небосклоне вновь зажглась звезда Бориса Дейнеки.
Открылся театр премьерой веселенькой оперетты Имре Кальмана «Сильва». Главную роль героя-любовника Эдвина, по идее, должен был играть зэк Теодор Рутковский, бывший солист питерской Мариинки. Но годы, проведенные в заключении, взяли свое – на героя-любовника он уже не тянул. И тогда Мордвинов поручил эту роль красавцу Дейнеке. Сложность была в том, что Борис Степанович привык на сцене петь, а не играть. К счастью, Мордвинов был не только режиссером, но и педагогом, и он помог певцу освоить профессию актера.
Успех был грандиозный. Постановка выдержала 99 представлений, что очень много для небольшого города. Дейнека вновь стал знаменитостью и ведущим солистом театра. За Эдвином последовали Мефистофель в «Фаусте», Базилио в «Севильском цирюльнике», Шарплес в «Чио-Чио-сан».
Увы, артистическая слава Дейнеки не выходила за пределы Воркуты и еще нескольких населенных пунктов Коми АССР, куда театр выезжал на гастроли. Московские друзья артиста не могли прочитать восторженные рецензии в «Заполярной кочегарке», поскольку эту газету запрещалось вывозить из города. Более того, зрителям запрещалось аплодировать любимым артистам – они считались «врагами народа». К тому же на репетиции и представления их водили под конвоем, а жили они в обычных лагерных бараках.

На свободе без свободы

В 1951 году срок заключения Бориса Дейнеки закончился. Первое, что он сделал, выйдя на свободу, женился на своей поклоннице, сотруднице спецчасти «Воркутлага» Екатерине Семеновой. Она любила и понимала искусство, знала всех артистов Воркутинского театра, готовила для своего мужа вкусные диетические блюда с учетом испорченного зэковской баландой желудка.
А вот сам Борис Степанович не отличался супружеской верностью. Его по-прежнему любили женщины, чем он беззастенчиво пользовался. Свое не слишком нравственное поведение он объяснял тем, что ему, как мужчине, необходимо наверстать упущенное за десять лет лагерной жизни.
И все-таки его свобода была далеко не полной. Дейнеке хотелось вернуться в Москву, петь на больших сценах, но путь в большие города был закрыт. И он вместе с молодой женой перебрался в Сыктывкар.
В столице Коми его с большой охотой приняли в Республиканскую филармонию. Правда, работа в основном свелась к лекциям-концертам, гастролям по сельским районам, что, конечно, не могло принести ему удовлетворения. Но он был не один такой. В Сыктывкар, отбыв положенные сроки, приехало немало артистов, бывших зэков. Кроме того, вместе с Дейнекой выступала и молодежь – выпускники Московской и Ленинградской консерваторий. И тогда, поговорив с товарищами по сцене, Борис Степанович пришел к начальнику Управления культуры Коми АССР Серафиме Поповой с предложением создать в Сыктывкаре музыкальный театр.
По тем временам это была совершенно безумная затея. Сыктывкар начала 1950-х гг. – захудалый городишко. Население всего 50 тысяч человек. Большая часть домов деревянная, не было канализации, не хватало электричества, в две маленькие бани стояли огромные очереди. Какая опера, какой балет может быть в этой затхлой дыре!
Между тем идея музтеатра чиновнице понравилась, и она вместе с Дейнекой отправилась к молодому и амбициозному председателю Совета Министров Коми АССР Зосиме Паневу.
Им удалось уговорить Панева, а вот Москва дала категорический отказ. Только со второй попытки каким-то чудом глава республиканского правительства получил принципиальное согласие. Московским чиновникам он приводил такие аргументы: республика динамично развивается, нуждается в квалифицированных кадрах. Но кто захочет работать на суровом Севере, если там нет должного культурно-бытового обслуживания?
Как бы то ни было, а 26 августа 1958 года состоялась премьера оперы «Евгений Онегин». Театр начал жить, хотя и не был оформлен должным образом. Руководителем поставили Бориса Дейнеку. Сам он исполнил в премьерном спектакле партию Гремина. Настал его третий звездный час.

Тайна черного портфеля

Коми республиканский музыкальный театр Борис Дейнека создавал с не меньшим энтузиазмом, чем Борис Мордвинов Воркутинский музыкально-драматический. Он самым тщательным образом отбирал артистов из числа выпускников, весьма придирчиво работал с ними. Молодежь его боготворила, им казалось чудом, что после таких испытаний Борис Степанович сохранил великолепную артистическую форму.
Но работать с ним было трудно. Его придирчивость иногда доходила до нетерпимости. Во время репетиции он мог вспылить и гордо покинуть помещение, прихватив с собой большой черный портфель.
Этот черный портфель быстро стал объектом насмешек у молодых коллег. Никто не знал, что Дейнека носил в нем. Однажды во время «капустника» один из артистов изобразил руководителя театра с этим портфелем, открыл его и под общий хохот достал оттуда… белые подштанники. Борис Степанович юмора не понял и смертельно обиделся.
На самом деле Дейнека хранил в портфеле,
разумеется, не нижнее белье, а нечто более ценное – документы на реабилитацию. Ему во что бы то ни стало хотелось избавиться от позорного клейма «изменника Родины». Он добился своего лишь в 1961 году. Почти одновременно с этим Борису Степановичу присвоили звание Народного артиста Коми АССР.
Еще через год он вышел на пенсию и, оставив семью в Сыктывкаре, перебрался в Москву, видимо, в надежде на четвертый звездный час. Но ничего не получилось. В столице его давно забыли, а потому, поработав какое-то время в Росконцерте, Дейнека прекратил творческую деятельность. Когда через несколько лет он приехал в Сыктывкар за какими-то документами, товарищи по сцене его не узнали. Гладкие причесанные волосы лишь подчеркивали его обрюзгшую старческую фигуру.
Он умер в 1986 году в полном одиночестве. Похоронили певца на Ваганьковском кладбище.

P.S. В августе прошлого года в Сыктывкаре на доме по улице Интернациональная, 113 была открыта мемориальная доска моей маме – народной артистке России Бобраковой Ие Петровне. В этом же доме жил и Борис Степанович Дейнека. Убежден, что этот выдающийся артист не меньше ее заслуживает аналогичного знака памяти.

Игорь БОБРАКОВ.